Владимир Кошкин "Четыре дня Вери"
В пятом «А» классе, единственном пятом классе на всю школу, было всего шестнадцать человек. И из них – всего две девочки. Так уж получилось, что фамилии у них были Синяя и Красная, поэтому мальчишки разделили себя на две группы – семеро «синих» и семеро «красных». «Красные» во всем пытались превзойти «синих», а «синие» - взять верх над «красными».
Довольно часто между двумя группами шли драки, по поводу и без повода, и Лера Красная, когда побеждала ее сторона, позволяла «своим» себя целовать, а отличница Соня Синяя при победе своей стороны делала за «своих» уроки. Так прошел весь сентябрь, - тогда был 1997 год, - а в первый понедельник октября случилось нечто совсем неожиданное.
Третьим уроком в тот день был английский язык, который вела Клара Карповна, классный руководитель пятого «А». В начале урока она сказала:
- Сегодняшний наш урок, милые, начнем с теста. Ну и что за кислые взгляды? Лерочка, а ну-ка улыбнись своим храбрым воинам! Так вот, в тесте десять вопросов. За правильный ответ – один балл. У кого в сумме будет больше баллов – всем ставлю пятерки! Сонечка, только своим прошу не подсказывать. Все-таки они вчера проиграли. Кто будет списывать и в учебник заглядывать, - тебя, Борисоглебский, касается, - десять баллов от суммы отниму! Ну, начали!
Клара Карповна прекрасно знала о разделении на «синих» и «красных» и использовала его для своей выгоды, и такие соревнования были на каждом ее уроке. Поэтому пятый «А» в целом делал большие успехи в английском языке, а также в физкультуре, так как Клара Карповна настраивала «синих» против «красных» и наоборот, ведя и этот предмет.
С тестом все справились за полчаса (Соня Синяя – за десять минут). Но едва учительница собрала тетради, как открылась дверь и все встали, увидев директора.
Директор школы Антон Янович был лысым бородатым мужчиной с широкими плечами, настолько маленького роста, что спортсменка Клара Карповна была выше его на две головы. Вошел директор не один – за ним вошла девочка, на которую половина класса тут же уставилась так, что даже забыла поздороваться с директором. Девочка была одета в белую кофточку и скромную синюю юбку, а распущенные волосы, своей белизной сливающиеся с кофточкой, доходили ей до лопаток. Ее бледное лицо было мокрым от слез, а под глазами темнели синяки.
Антон Янович вывел девочку к доске.
- Познакомьтесь, это Вери Фаст. Наша новая ученица.
* * *
Вери вытерла слезы, чтобы оглядеть класс. Она удивилась тому, что ряд парт у окна занят детьми, у каждого из которых в одежде есть что-нибудь красное, ряд у двери – детьми почти во всем синем, а средний ряд пуст. Посмотрев на «синий» ряд, Вери заметила насмешливую улыбку худенькой девочки в больших очках, а посмотрев на «красный» ряд – приветливый взгляд девочки с румяным, как яблоко, лицом. За одной партой с этой девочкой сидел мальчик с большим носом, на котором было два больших прыща.
Заметив, что новенькая задержала взгляд на носу приятеля Леры, Соня Синяя тихо фыркнула. И тут, глядя на «красных» и Клару Карповну, Вери открыла рот и сказала:
- Радуйтесь.
У нее был очень тихий голосок, но все ее услышали. Соня очень удивилась, но не приветствию, а тому, что Вери говорит по-русски безо всякого акцента. Никто не ответил на приветствие – никто не знал, как надо отвечать.
- Да все тут тебе радуются, Вери, - улыбнулся Антон Янович.
- Она будет учиться в моем классе? – нахмурила брови Клара Карповна. – А… а документы? И откуда она?
- Давайте выйдем, Клара Карповна, и я вам все объясню. Но сначала… запомните, вы за нее отвечаете. И вы, дети, за нее отвечаете. Не вздумайте ее обижать. И я вас прошу… Очень прошу, не задавайте ей никаких вопросов. Пойдемте, Клара Карповна. А вы пока пообщайтесь с Вери. Только чтоб без шума!
Учительница, пожав плечами, поднялась из-за стола и своей обычной горделивой походкой вышла из класса. Пропустив ее вперед, Антон Янович вышел следом.
- Лысый гном!!! – крикнул вслед директору Борисоглебский.
Никто не вернулся – запас замечаний Борисоглебскому на сегодня был уже израсходован, к тому же уже в сентябре стало ясно, что от них мало пользы, а от наказаний его хулиганство ничуть не прекращается. Мальчик перевел взгляд на Вери, которая осталась стоять у доски. Она посмотрела на пустой ряд между «синими» и «красными» и сказала этому ряду:
- Я люблю вас…
Некоторые засмеялись, а мальчик с большим носом встал и подошел к Вери со словами:
- Ой, как замечательно! Мы тоже тебя любим!
Наклонив к девочке лицо, он громко запел:
Вери, Вери, Вери-Фастов джаз,
Мы любим Вери, она любит нас,
Но про Вери не знаем, откуда прислали ее…
- Тебе у нас понравится, Вери, - перебил он сам себя. – Вот, садись рядом с Лерой, уступаю свое законное место! Кстати, я Игорь. Игорь Аронов.
Вери осталась на месте.
- А ты че, олень, ее к своим перетягиваешь?! – крикнул кудрявый мальчишка из «синего» ряда. – Наша она! На ней юбка наша!
- Ой, да нужна нам такая, Павел! – фыркнула Соня. – Отдай «красным», пусть она им все суммы перепортит.
- Завидует, - сказала Лера Красная. – Садись со мной, Вери. Я тебе все расскажу. У нас тут сидят так: красивые слева, умные слева. Остальные справа.
- Рот закрой, Красная! – крикнул Павел. – А то посинеешь!
- А тебе завидно, что тебе синеть уже некуда! Ты этого не слушай, Вери. Это Попович, он у нас тупой. – Лера не успела увернуться от летящего в нее голубого ластика и получила им по красной щечке, но даже не пискнула. – А этот рядом с ним – Борисоглебский. Он еще тупее. - Лера плюнула на ластик, швырнула его обратно и тоже попала. – Вери, а ты откуда к нам приехала?
Но тут случилось то, чего никто не ожидал. Вери вздрогнула всем телом, отвернулась и схватилась за край доски. Через миг она снова повернулась к классу лицом, утирая новые слезы.
- Ой, прости, Вери! Я и забыла, что тебе вопросов нельзя задавать. Кстати, а почему нель… Ой!
- Помолчи, Красная, - сказала Соня. – Не видишь – ей плохо!
- Может, за врачом сходить? – сказал Павел Попович. Но Борисоглебский ответил:
- Да на кой слон! Лысый гном, хотя и дуб, наверняка ее уже к врачихе сводил. А то бы он ее к нам не привел.
В это время Игорь говорил Вери:
- Не плачь, красотка. На самом деле у нас тут все друг друга любят. И все поют регги.
Правдой, конечно, не было ни первое, ни второе. Кроме Игоря, регги никто не пел, а его песен никто не слушал. Вери явно сразу это поняла, и слезы потекли уже через ее руку. Игорь улыбнулся ей и пустил в ход свой носовой платок. Затем он взял ее за мокрую руку и усадил на то место, где сидел сам, рядом с Лерой. Пока Игорь собирал вещи, чтобы пересесть, Лера пожала Вери руку и тоже ей улыбнулась.
- Ой, до чего руки у тебя холодные! Может, ты чем-нибудь бо… Ой, прости, пожалуйста.
Игорь отправился за парту позади всех «красных». На ходу он пел:
И займут тогда первые последнее место,
А последние регги будут петь допоздна,
И кто верен Христу, тому Вери невеста,
И кто солнцу верен, тому Вери жена!
Борисоглебский запустил в него синей линейкой и промахнулся.
- А спорим, баклан, - сказал он Павлу, - что Фаст в «красных» долго не просидит?
- Почему?
- Во-первых, она не «красная». Ничего «красного» у нее нет, и юбка синяя, и портфель черный, а сама какая-то белая. И волосы белые. Во-вторых, девчонка. На кой слон ей Леркины поцелуи? Она и сама может компанию собрать, и будут у нас «белые», «синие» и «красные».
- Как российский флаг, - сказал Павел.
В это время Лера говорила Вери:
- Приходи завтра ко мне, будет весело. Наташу Королеву послушаем, блинчики поедим, в компьютер поиграем…
- Не в компьютер, а НА компьютере, дура, - сказала Соня.
- А ты, Синяя, заткнись. Я говорю «в компьютер», значит, «в компьютер»!
- Вот и видно, что ты тупая. Как все «красные». На компьютере.
- Да гонишь ты! В компьютер! – поддержали Леру двое «красных».
- Не в компьютер, ослы! На компьютере! – крикнули четверо «синих».
- В компьютер!!! – закричали, вскакивая, все «красные».
- На компьютере!!! – закричали, вскакивая, все «синие».
Тут бы и начали они бросаться друг в друга чем попало, включая портфели, но в этот момент открылась дверь и вошла Клара Карповна. На ее лице был испуг.
* * *
Клара Карповна не сделала никому замечания. Она смотрела только на Вери. Даже слово «садитесь», казалось, было обращено к ней одной.
- А правильно будет «на компьютере», - шепнула Вери Лере. Лера села, а Вери заметила, что ей сзади подложили что-то на стул. Невероятно быстрым движением руки она подняла этот предмет и уже тогда села. Это была маленькая пачка недопитого сока с надписью «Напиток из груши-дички».
Вери развернулась и положила сок на парту сзади.
- Спасибо, - сказала она и поклонилась сидящему там мальчику. Тот раскрыл глаза от удивления: в этом слове была не обида, не насмешка, а искренняя благодарность.
- Вери, голубушка, подойди к доске, - сказала Клара Карповна. Когда Вери оказалась у доски, она продолжила: - Ну, раз вопросов задавать тебе директор не велел, а учиться тебе надо, то я тебе, ласточка, дам отдельное задание. Напиши здесь, на доске, о себе. О жизни своей, о родителях, о доме своем напиши, может, кошечка есть или собачка, так и о ней напиши. По-английски.
Вери движением охотящейся кошки схватила мел и за две-три секунды неровными печатными буквами написала:
My name is Very Fast. That is all.
«Синие» захохотали. «Красные» замерли. Клара Карповна на минуту задумалась, а потом заговорила по-английски:
- Very, your answer is very short. I believe that you can tell us more. Do it, please.
- That is all, - ответила вслух Вери. По-английски она говорила хуже, чем по-русски. И Клара Карповна заглянула ей в глаза, словно опасаясь увидеть в них новые слезы.
- Покажи дневник, - сказала она. Вери вернулась к своему месту, вынула дневник и подала его Кларе Карповне. Та глядела в него минуты три, затем, не поставив ничего, вернула. А Вери, собираясь сесть, сперва оглянулась на парту сзади.
- Зачем? – тихо спросила она, и тот же мальчик мигом отдернул от ее стула руку с тем же «напитком из груши-дички».
Остаток урока учительница проверяла тетради, красные и синие. Прозвенел звонок, и она велела взять тетради и положить на стол дневники. Объявив всему классу, что со счетом 71:55 победили «синие», она торжественно выставила им пятерки, а затем начала ставить «красным» то, что они заслужили. Лера Красная получила тройку, пятерка оказалась лишь у Игоря Аронова. Ученики стали расходиться, только Лера, Игорь и Вери остались в классе. И учительница заметила, что Вери вновь плачет, почти беззвучно захлебываясь рыданиями. Клара Карповна не посмела спросить даже «что с тобой»? и заговорила:
- Да что ты, милая моя… Не переживай так… Ну, не будем мы трогать эту тему… Не будешь писать о себе, о другом писать будешь… Еще, деточка, пятерок у меня много заработаешь…
- Я не о себе плачу, Клара Карповна, - всхлипнула Вери. – Простите меня… Я так вас расстроила…
- Да что ты, голубушка! Ничего ты меня не расстроила. Все хорошо.
- Помолитесь обо мне… - Клара Карповна молча кивнула. Она молилась только перед выступлениями на соревнованиях.
- Игорь, пожалуйста, проводи Вери в кабинет русского, - сказала она. – У вас же русский следующим уроком.
Игорь собрал вещи, взял в одну руку портфели, свой и Вери, в другую – руку самой Вери, и оба ушли.
- Клара Карповна, кто она такая? – с нетерпением спросила Лера.
- Об этом ты, голубушка, узнаешь как-нибудь от нее самой.
И Лера заметила, что учительница, глядя на входящих шестиклассников, пытается прогнать с лица вновь возникший испуг.
* * *
Игорь довольно быстро выпустил свою руку из руки Вери. Девочка шла с такой скоростью, что он никак не мог за ней угнаться. Тогда он попросил Вери идти за ним, а сам пошел впереди с портфелями в обеих руках. При этом он пел:
Нам укажут путь
Белою рукой,
Регги не уснуть,
Вери ждет покой.
Не сумеет мать
Вери сохранить,
Вери будет спать,
Регги будет жить…
Тут они дошли до двери нужного им класса.
- Жаль, что тебя нельзя спросить, как тебе моя песня понравилась.
- Жаль, - согласилась Вери. Игорь ожидал чего угодно, но не этого, поэтому он молча внес в класс портфели и усадил девочку на третью парту «красных», рядом с собой.
Учитель русского языка, старый Генрих Вильгельмович, весь урок вызывал пятиклассников к доске и требовал писать под диктовку предложения. Желающих получить оценку было очень много, особенно среди «красных», которым хотелось отплатить «синим» за победу на английском. Вери же не поднимала руки.
- Ну а ты что же, мышка? – спросил ее учитель в самом конце урока. – Иди-ка к доске, княгиня Мышкина.
Вери на миг вцепилась в парту, еле удержалась, чтобы не вскрикнуть, затем глубоко вдохнула и в одну секунду оказалась у доски. «Синие» и почти все «красные» громко захохотали над словами учителя.
- Нельзя ей задавать вопросов, - сказал Игорь.
- А это еще почему?
- Антон Янович не велел, плохо ей от этого.
- Вот оно как? Ну хорошо, мышка, пиши: «Корова паслась возле орехового дерева».
Мел замелькал в руке Вери так, что никто не мог понять, что она пишет. На доске оказалась настолько неразборчивая надпись, что слово «корова» нельзя было отличить от слова «паслась».
- Это где тебя так писать учили?! – рассердился Генрих Вильгельмович. Вери вздрогнула, зашаталась и уперлась обеими руками в доску, чтобы не упасть. Но тут же, выронив мел, меньше чем за секунду присела и подняла его. На пол упало несколько слез.
- Ну а теперь, Фаст, уйми коня и пиши снова. Разборчиво и как полагается.
Вери переписала предложение чуть помедленнее, но разборчивей оно от этого не стало.
- Дневник на стол, княгиня Мышкина. Двойка тебе.
- Спасибо, - сказала Вери тем же тоном, каким благодарила мальчишку, который подложил ей на стул сок. Ставя жирную красную двойку, учитель произнес:
- Не будешь учиться как надо – худо тебе будет!
- Помолитесь обо мне… - прошептала Вери. Генрих Вильгельмович, ошеломленный, вернул ей дневник, не сказав ни слова. А в это время Борисоглебский спросил Соню:
- Чего это он ее зовет «княгиня Мышкина»?
- А это у Достоевского в книге был князь Мышкин.
- А че за книга? Как называется?
- «Идиот». Я не читала, так, заглянула…
- Идиот?! – Сперва Борисоглебский, а затем остальные «синие» разразились чудовищным хохотом. Они без конца показывали на Вери пальцами, и у некоторых в хохоте слышалось слово «идиотка». Впрочем, четверо «красных» стали смеяться над Вери сразу после ее двойки.
Тут прозвенел звонок, и все умолкли. Открылась дверь, и вошел Антон Янович. Ученики мгновенно встали.
- Здравствуйте, - сказал директор. – Дети, вы получили домашнее задание?
- Их эта новенькая с ума свела, - пожаловался учитель русского языка.
- После уроков зайдете ко мне, поговорим, - строго сказал Антон Янович. Дождавшись, пока все дети запишут задание на дом, он встретился глазами с Вери, и та со своим черным портфелем подошла к нему.
- Ну, Вери, пойдем. Скажи что-нибудь ребятам на прощание.
- Я люблю вас… - почти шепотом сказала Вери. – Помолитесь обо мне…
- А вам, дети, как понравилась ваша новая подруга?
- Какая-то она мутная! – закричал Павел. – И юбка у нее наша, синяя, а она к «красным» села!
- Разве Господь создал нас «синими» или «красными»? – сказала Вери. – Мы все люди, мы все Его дети.
Антон Янович заметил на ее глазах новые слезы и поспешил вывести девочку из класса.
- Антон Янович, а можно она завтра ко мне в гости придет? – вслед директору спросила Лера. Тот ответил из-за двери:
- Будет не против – придет. Если попросишь.
- Вери, мы любим тебя! – вдруг закричал Игорь. Но даже если Вери что-то ответила, с ее тихим голоском ее никто не услышал. Больше в этот день дети ее не видели, и хотя Игорь еще три часа бродил вокруг школы, пел сам себе песни и высматривал, не выйдет ли из корпуса новенькая, он ее так и не заметил.
* * *
На следующий день «синие» и «красные», подходя к кабинету русского языка и литературы с разных сторон коридора, увидели Вери уже у его двери. Все пять уроков она сидела с Лерой Красной (а юбка у нее была все та же, синяя), и на каждом уроке ее вызывали к доске. И каждый раз, независимо от того, знала она урок или нет, Вери оказывалась у доски за одно мгновение. Оказалось, что она прекрасно разбирается в истории и природоведении, но ничего не понимает в граждановедении и совсем не знает русской литературы. Когда ее хвалили, она тихо говорила: «Не меня хвалите, а Господа», когда ругали, так же тихо: «Помолитесь обо мне». К пятому уроку у нее было две пятерки и две двойки, и на каждую оценку она одинаково отвечала тихим «Спасибо». Вдобавок на каждом уроке из нее лились слезы, и «синие» смеялись над Вери, а «красные» пытались успокоить ее словами «рева-корова» и «плакса-вакса-гуталин». Ни один учитель не задавал Вери вопросов, все лишь давали задания – видно, Антон Янович всех уже предупредил.
Пятым уроком было рисование, вела его молодая девушка Есфирь Аркадьевна. Уроки она проводила так: давала тему, а затем сорок минут читала какой-нибудь любовный роман и лишь в самом конце урока отрывалась от него и проверяла рисунки. Иногда ее подзывали поднятой рукой, но это было чрезвычайно редко.
В тот вторник Есфирь Аркадьевна, оглядев весь класс и надолго задержав взгляд на Вери, сказала:
- Сегодняшняя тема – «Мой дом». Рисуем дом, в котором живем.
Лера так тщательно рисовала собственный дом, что к концу урока на ее пальцах и ладонях появились разноцветные пятна. Она была настолько озабочена ими, что даже не посмотрела в сторону плачущей Вери. А та в начале урока за три секунды нарисовала на чистом листе облако и закрыла лицо ладонями. Так и застала ее, оторвавшись от любовного романа, Есфирь Аркадьевна.
Проверив все работы и поставив пятерки всем, кроме Павла, который изобразил на своем доме повешенную Есфирь Аркадьевну, учительница вернулась к Вери. Она не задала вопроса вслух, но выразила недоумение глазами.
- Это мой дом, - указала Вери на облако. – Это и ваш дом. Это для нас всех дом. Мы потом все туда вернемся.
Есфирь Аркадьевна, глядя на мокрый от слез лист Вери, отчего-то всхлипнула и сама, но на передних партах тут же начали смеяться, и пока она читала хохотунам выговор, прозвенел звонок. Решив дать Вери задание на дом нарисовать тот дом, где живут ее родители, – и боясь, что девочка снова нарисует облако, – она повернулась к ней, и тут вошел Антон Янович.
Лера быстро шепнула Вери:
- Если хочешь ко мне, улыбнись.
- Зачем? – прошептала Вери. – Я пойду к тебе.
- Здравствуйте, - сказал классу директор. Когда все поздоровались с ним, он встретился глазами с Вери, и та со своим черным портфелем подошла к нему.
- Ну, пойдем, Вери, - сказал Антон Янович.
- Я хочу сходить к Лере. Она меня звала.
- Ну хорошо, - улыбнулся директор. – Когда выйдешь от нее, возвращайся ко мне в кабинет.
- Спасибо, - сказала Вери. Она вышла из класса первой, забыв свой рисунок на столе. Лера, вымыв руки, решила взять его на память и через три дня потеряла.
Игорь вышел последним. Увидев Вери с Лерой, он подбежал к ним и запел:
Славься,
Дочь великого Фаста,
Ты юна и прекрасна,
Хоть прекраснее я!
- Молчи, козел, - сказала Лера. Игорь понял, что она обиделась на оказанное не ей внимание, и ответил:
- Молчу, ласточка.
- А ты осел, баран, медведь и весь зоологический словарь!
Игорь скорчил рожу, потому что последние слова придумала Соня, и убежал вместе с «красными».
- Не надо говорить такие слова, - прошептала Вери.
- А что ж мне, матом ругаться? Нам Клара Карповна за это такое устраивала, что мне этого уже совсем не хочется. – Тут Лера вспомнила, что Вери нельзя задавать никаких вопросов. – Ой, прости! Пойдем.
Вери бросилась к выходу так, будто в школе был пожар. В эту минуту ей как никогда подходила ее фамилия в сочетании с именем. У школьных дверей она дождалась Леру, и девочки пошли вдвоем, взявшись за руки. Несмотря на октябрь, было по-летнему жарко. А вот рука Вери сперва показалась Лере холодной, как снег, но по пути постепенно согрелась.
Лера жила недалеко от школы, в доме из красного кирпича. Проходя через его арку, девочки встретили мальчика из третьего класса.
- Привет, Бобров! – насмешливо сказала Лера. – Что это ты в такую жару в шапке? Рога прячешь?
Мальчик молча показал ей два средних пальца и ушел.
- Не надо так говорить, зачем? – сказала Вери. Лера промолчала, чтобы не вызвать новых слез, и обе вошли в подъезд, исписанный неприличными словами. В ход были пущены и синий мел, и синяя краска.
- Я на эту их писню не смотрю даже, - сказала Лера. – Я этого выше. Третий этаж, пешком подымемся.
На третьем этаже Лера открыла своим ключом темно-красную дверь и вошла в прихожую. Включая свет, она услышала тихие слова Вери: «Мир дому сему».
- Заходи, разувайся, - сказала Лера. – Мама с папой не пришли еще, вдвоем будем. Блинчики я до обеда сообразила, похаваем, а потом я твоя.
Она ждала, что Вери и в ее квартиру вбежит быстрее скорости звука, но та вошла медленно и осторожно, словно опасаясь, что под ней провалится пол.
- Руки если помыть, то вон там, - указала Лера на ванную. Пока Вери снимала туфли и вешала на крючок свой черный портфель, Лера уже успела вымыть и руки, и лицо, а пока Вери была в ванной, Лера быстро переоделась в домашнее и принесла блюдо с блинчиками на диван в единственной комнате. Но когда Вери вышла из ванной, на диване рядом с хозяйкой она оказалась за одно мгновение.
- Тут я и живу, - улыбнулась Лера. – Мама с папой спят на диване, а я на полу около. Включила бы телик тебе, да нету его у нас. Я его только у Игоря смотрю. Зато у нас компьютер есть и магнитофон. Ты, Вери, кого любишь слу… Ой, прости. Глянь вон на кассетки и выбери сама, че поставим.
- Зачем? – спросила Вери.
- Ты, видно, музон не слушала. Попробуй – кайф такой, особенно Наташа Королева мне вкатывает. А «синие» всякую чухню типа «Руки вверх» слушают.
Вери встала с дивана и начала ходить по комнате, заглядывая во все углы и на все полки шкафа. Лера сгорала от любопытства, но так и не решилась спросить, что она ищет. Впрочем, через минуту та спросила сама:
- А у вас, что ли, икон в доме нет?
- Не пойму, о чем ты. На компьютере у меня есть иконки. Я тебе его включу потом. А сейчас лови ритм и кушай блинчики.
Лера включила магнитофон и поставила кассету Наташи Королевой. Минут десять она наслаждалась музыкой и блинчиками и только потом поняла, что Вери так и не вернулась на диван.
- Не пойму я, чего ты ищешь, - сказала Лера. – Если книжули хочешь поглядеть – базара нет, бери, смотри.
Вери мгновенно схватила одну из книг, пылящихся на полке, - это была книга про русских художников. Одну за другой перелистывая страницы, она вдруг сжала томик и метнулась на диван.
- Видишь… Его? – прошептала она.
Лера прочитала имя художника на иллюстрации: «Андрей Рублев». Она удержалась от вопроса «кого – Его?» и молча кивнула.
- Ты хотела знать, кто я. Посмотри на Него. Если ты Его видишь, то и меня видишь. А не будешь видеть Его, и меня не увидишь…
- Вери, че-то не пойму я тебя. Ты говоришь про какого-то одного «Его», а тут три ангела.
- Это Святая Троица. Он Един в Трех Лицах. Это Бог.
- А я в Бога не верю, - с улыбкой сказала Лера. И тут же Вери, закрыв лицо ладонями, залилась такими рыданиями, что у Леры от страха закружилась голова. На этот раз Вери плакала в полный голос, и Лера, не зная, чем ее успокоить, боялась даже прикоснуться к ней.
- Ну не плачь… Ну прости меня… - через пять минут сказала она.
- Мне тебя жалко… - сквозь рыдания ответила Вери. Лере в это время пришла в голову мысль отвлечь ее на что-нибудь другое. Выключив ненужную теперь музыку, она сказала:
- Ну хочешь, в компьютер поиграем… Ну хочешь, я тебе про наш класс расскажу…
- Расскажи, - вдруг быстро успокоившись, сказала Вери. – Про Борисоглебского расскажи. Как его имя?
- А у него нет имени, - улыбнулась Лера.
- Как это – нет?
- Ну, какое-то когда-то было. Но его никто не помнит. Он и сам забыл. Да и разве мало таких, как он? Учителя его только по фамилии называют, «красным» его имя в мыльницу не нужно, для «синих» он дружбан или баклан, для дяди пацан. А тетради свои он не подписывает – писню его и так все отличают.
- А как же папа и мама?
- А нету их у Борисоглебского. Он с дядей живет, а тому плевать на него. Хавать дает, спать есть где, а остальное ему до мыльницы.
- Я помолюсь за него… - прошептала Вери.
- Помолись, - сказала Лера. – А друг его, Павел Попович, все время с ним. У Поповича кличка Гагарин. Знаешь, почему? Потому что его зовут, как какого-то космонавта.
- Зачем нужна кличка? – тихо сказала Вери.
- Ой, да ладно тебе! Какая-то ты уж очень… такая. Давай лучше в компьютер поиграем.
Лера принесла с кухни два табурета - больше у нее и не было – и поставила их около компьютера. На один она усадила Вери, на другой уселась сама. Включив компьютер, она запустила игру «Heroes-2».
- Ты, конечно, в компьютер не играла. Давай покажу, как это клево. Вот смотри, тут карта, выбираем цвет, за который будем играть… у меня это всегда красный… теперь нужно выбрать нашего героя. Рыцарь, варвар, сорцересса, варлок, визард, некромансер. – Конечно, Лера произносила названия героев так, как они пишутся по-английски. – Кивни, какого тебе. А, ладно, ты ж не знаешь, чем они отличаются. Давай варлока, у него драконы клевые.
Не дождавшись ответа, она оставила название «Warlock» и начала игру. Девочки увидели колдовской замок в окружении деревьев, а когда Лера щелкнула по нему мышью, замок приблизился, и около него стали видны глубокая пещера и странное круглое строение с кем-то крылатым на крыше.
- Это вот наш замок, а это наш герой. А вот это его войско.
Внизу экрана было изображение старого колдуна, а справа от него две картинки: кентавр, вооруженный луком, и какое-то серое чудище с крыльями.
- А это кто? – указала на него Вери.
- Это горгулья. Хилая, зато летает и быстрая очень. Сейчас поближе покажу.
Лера щелкнула по горгулье, и появилось изображение чудища в полете, а справа от него надписи:
Attack Skill: 4
Defense Skill: 7
Damage: 2-3
Hit Points: 15
Speed: Very Fast
Дальше Вери читать не стала.
- Откуда здесь мое имя? – спросила она.
- Что? Слушай, точно! – засмеялась Лера. – Ну и повезло же тебе с именем! Но тут не про тебя, а какая у горгульи скорость. А видишь, как совпало!
- Поздно уже, - сказала Вери и вскочила с табурета. – Пойду я…
- Домой? – спросила Лера. И Вери, услышав вопрос, вдруг задрожала, схватилась за грудь и рухнула на ковер.
- Вери, Вери, ты что! – закричала Лера, наклоняясь к девочке. Та лежала без движения, с закрытыми глазами. Лера в ужасе заметалась по комнате, не зная, как и чем помочь, но вдруг заметила, что девочка медленно встает.
- Ой, прости, прости меня, пожалуйста! Больше я никогда, никогда тебя ни о чем спрашивать не буду!
- Прости ты меня, - встав, прошептала Вери. – Я тебя расстроила…
- Давай провожу тебя, - сказала Лера. Она вытерла девочке слезы и проводила ее до выхода.
- Антон Янович меня ждет… Спасибо за все. Я люблю тебя, - сказала, уходя, Вери. Лера же, закрыв за ней дверь, еще целый час играла на компьютере. Больше всего ее расстроило то, что Вери так и не попробовала ее блинчиков.
* * *
На следующий день Лера пришла в школу, сияя от радости. Она представляла себе, как на уроке физкультуры попросит Вери бежать за «красных» и таким образом победа в эстафете уплывет из рук «синих». А если Клара Карповна устроит вместо эстафеты соревнования по чему-нибудь еще – скорость Вери и там пригодится.
Но первым уроком был труд. Обе девочки из пятого «А» ходили на него вместе с шестым «Б», и Лера ожидала увидеть у двери класса Соню в окружении десятка шестиклассниц, однако не увидела никого. Прозвенел звонок – и дверь так и осталась запертой.
- Заболела Наталья Федоровна, что ли? – вслух сказала Лера. – И че мне теперь делать? Вери здесь нет, Синяя уже ушлепала… Пойду проведаю пацанов, вдруг у них Норкин опять. – Что «опять», Лера не сказала, потому что и так знала это прекрасно.
Она побежала на другой конец коридора и, остановившись у двери мастерской, услышала там шум множества голосов. Среди них был и голос Сони, поэтому Лера смело вошла внутрь.
Войдя, она встретилась глазами с тремя «синими» и резко отпрыгнула налево. Ни один из трех плевков не попал в цель. Лера перебежала поближе к «красным», при этом ее шлепнул ниже спины брошенный «синими» гвоздь. Поздоровавшись с Игорем, она заметила, что Вери стоит рядом с Соней, и та о чем-то с ней разговаривает. Лера презрительно скривила губы, но ничего никому сказать не успела – заговорил Борисоглебский:
- Сонюська, Норкин там курит, глянь, какой у него дым.
Соня отошла от Вери, открыла окно и вылезла на улицу. Посмотрев на крыльцо запасного выхода, она подтянулась на руках и влезла обратно.
- Все ништяк, пацаны! Дым коричневый! Урока не будет!
Коричневый дым означал, что учитель труда курит не табак. Антон Янович уже два раза увольнял Семена Степановича Норкина за употребление наркотиков и два раза брал его обратно, так как ни один другой человек не желал идти к нему в учителя труда. Кроме того, когда Норкин курил обычные сигареты, то уроки проводил замечательно – во всяком случае, никто не жаловался.
- Почему урока не будет? – спросила Вери, но ее тихий голосок никто не услышал. А Павел сказал: «Ну, начнем».
- Начнем, - сказал Борисоглебский. Подойдя вплотную к Вери, он заглянул ей в глаза и насмешливо произнес:
- А скажи, Фаст, если тебя на кресте распять, ты у нас воскреснешь?
Лера услышала это и вздрогнула, ожидая нового обморока. Она не сводила глаз с Вери, но та стояла и молчала, а ее глаза остались сухими.
- Чего, не знаешь? – усмехнулся Борисоглебский. – Видать, не пробовала. А давай-кося проверим.
- Так, - сказала Соня, - умней ты ничего не придумал?
- Отвянь, Сонюська. Не до тебя щас. Павел, крест тащи.
Павел побежал туда, где хранились доски, и с трудом выволок оттуда большой деревянный крест высотой немного ниже Вери. Крест этот еще в сентябре сколотили старшеклассники, но для чего он должен был стать деталью, пятый класс, конечно, не знал.
- Че стоите, тупари? – вдруг обратился Павел к ближайшим «красным». – Помогайте!
И те неожиданно послушались. Крест был поставлен за спиной Вери, а мальчишки – и «синие», и «красные» - обступили его кольцом. Лера осталась вдвоем с Игорем.
- Они что, серьезно? – прошептала она.
- Серьезнее не бывает, - прошептал Игорь.
В это время Борисоглебский сказал:
- Так, вы там крепко держите крест, а ты, Гагарин, держи Фаст. А ну, Егор, тащи молоток с гвоздями!
- Чего держать? – сказал Павел. – Она стоит, не вырывается. Крест низковат. Побольше сделать не могли, уроды.
Лера вытаращила глаза и вцепилась в верстак. В это время Игорь осторожно снял с ее левого плеча ранец и отнес туда, где лежали ранцы всех «красных». Остальные смотрели на крест и на Вери.
Молоток и гвозди оказались в руках у Борисоглебского. Чувствуя, что сейчас все слушаются его, и наслаждаясь этим, он продолжил:
- Теперь ты, Егор, держи Фаст. А ты, Гагарин, руку ее левую давай, прижми к поперечине. Ладошкой вперед. Чтоб все по правилам.
- Погоди, - сказал Павел. – Чтоб все по правилам, нужна дощечка. Над головой. С надписью.
- Базаров нет, - ответил Борисоглебский, взял с пола маленькую дощечку и нацарапал на ней гвоздем:
Very Fast
- Сойдет, Гагарин?
- Ага, ништяк. Прибивай.
- Да ну, облом. Ее сначала. – Он указал на Вери. – Руку ей подыми!
- Эй, подожди! - сказал Павел. – Ты сперва обувку с нее сними. А то как ноги прибивать будем?
- Заткнись, Гагарин. Доброе начало полдела откачало! Руку подыми!
Этого Лера уже вынести не смогла. Она толкнула в спины ближайших «красных» и закричала:
- Борисоглебский, ты совсем сдурел?! В психушке давно не валялся?! «Красные», а ну наваляйте ему!!! Вдолбайте ему, чтоб крыша вернулась!!!
- Рот закрой, - ответили двое «красных». – Не до тебя.
- Меня не слушаться?! Меня?! Да вы что, у вас всех крыша съехала?! Вас что, Синяя замутила?! Игорь, а ну вытащи Вери оттуда!
- Что же один против тринадцати сделает? – сказал Игорь.
- Трус! – рявкнула Лера.
В это время Павел сказал Борисоглебскому:
- А что если она заорет да училки сюда сбегутся?
- Да на кой слон! Мы тут, бывало, погромче орали. Им уже надоело. Там шестые классы, они побольше нашего орут. Училкам бы с ними справиться.
- Ты что, спятил? Разве ж они не отличат крика настоящей боли?
- Да фигня. Егор молотком будет стучать, Фаст никто не услышит.
- Игорь!!! – истошным голосом закричала Лера.
- Я понимаю, - тихо сказал Игорь. – Я хотел бы вмешаться, но здесь нужен тот, кто сильнее.
Сразу двое «синих» приложили левую руку Вери к поперечной перекладине креста. Павел коснулся белой ладони острием гвоздя, Борисоглебский замахнулся молотком.
- Хватит!!! – крикнула Лера. Она протолкнулась через «красных», которые замерли в ожидании, что же будет дальше и насколько это окажется серьезно, отпихнула от креста Павла с гвоздем и заслонила Вери собой. - Люди вы, пацаны, или звери дикие?! Озверели совсем, да?! Ну, пусть озверели! Но Вери я вам распинать не дам!!! Меня распинайте, меня!!!
- Тебя неинтересно, - сказал Борисоглебский. – Мы ж знаем, что ты не воскреснешь.
Павел оттащил Леру от креста, и двое «синих» схватили ее за руки.
- Ну а ты, Фаст, что же? – спросил Борисоглебский. – Тебя распинают, а ты молчишь!
- Так и Христос молчал, - сказал Павел. – Все по правилам.
С того места, где ее держали «синие», Лера увидела глаза Вери. В них не было ни слез, ни страха – одна лишь тихая печаль.
- Дымом запахло, - сказал один из «синих» и пнул Леру по голени.
- Да я уже давно чую. Окно открыто, костер жгут, - сказал другой «синий» и пнул Леру по другой голени. Он хотел еще плюнуть сзади ей на волосы, но тут послышался звонок. Затем еще один. А затем третий.
- Три звонка! – крикнул Павел. – Пожарная тревога!
* * *
«Синих» и «красных» охватила паника. Крест был выпущен из рук и ударился о пол. «Красные» вырвали Леру у «синих» и теперь глядели на нее, ожидая указания, что им делать. Лера хотела вновь закричать, но крика у нее не вышло – лишь хриплый шепот:
- «Красные», быстро на улицу. «Синие», за ними.
- Не тебе нам указывать, камбала лысая!
Этот крик Борисоглебского тут же поддержали все «синие».
- Сам ты камбала! – закричали «красные». - А еще вобла, свинья морская и весь зоологический словарь!
- Да бегите же вы все, олени! – крикнул Игорь. – Мы тут все сгорим, если ругаться будем!
- Ты кого оленем назвал, петух ощипанный?! – рявкнул Борисоглебский.
- Да пусть Соня строит «синих», а я вас выведу, - сказала Лера, но услышал ее один Игорь.
- Соня, выводи «синих»! – крикнул он. – Быстро! – Но ответом ему было молчание. Запах дыма стал еще сильнее.
- А где Соня? – послышались голоса и «синих», и «красных». Взгляды детей обежали всю мастерскую – Сони нигде не было.
- Может, в туалет пошла? – сказал Лере Игорь. – А там ведь пожар… Выручать ее надо!
- Иди выручай, - прошептала Лера.
И тут Вери в первый раз за три дня издала крик, не очень громкий, но слышный всему пятому классу:
- Все за мной! – Она сорвалась с места и белой молнией бросилась к окну. Когда Вери выскочила наружу, все – и «красные», и «синие» - забыв о своей вражде, как забыли они о ней при распятии, метнулись за ней. Лера при этом думала только о Соне.
Но ту долго искать не пришлось – ее сразу же увидели на крыльце запасного выхода. Испугавшись за Вери не меньше Леры, Соня незаметно выскользнула через окно и бросилась к первому увиденному взрослому – к Норкину.
Теперь она стояла и кричала ему:
- Да поймите же вы, они ее к кресту хотят прибить гвоздями!!!
- О да… Гвозди – прекрасная вещь… В них солнце отражается…
- Да поймите же вы, они ее убьют!!!
- О да… Убийство – дело тонкое… Так, милая, философ Пушкин говорил, когда на дуэли убил Достоевского…
- Да они вашу коноплю воруют!!!
- Пусть берут, сколько хочется… Великая вещь – милосердие…
Норкин выдохнул облачко коричневого дыма, не замечая, что к крыльцу уже подбегает весь пятый класс.
- Сонька, ты молодец! – воскликнул Павел. – Про Норкина-то мы забыли, а он бы тут и сгорел. Эй, баклан, давай его спасем!
- Давай, - сказал Борисоглебский. Они поднялись на крыльцо, взяли учителя под руки - ростом он был невысок – и повели его к крыльцу главного входа, откуда слышался шум едва ли не всех школьников второй смены. Норкин шел медленно, кашлял и рассказывал Соне, хотя ее уже давно рядом не было, какую он пишет научную работу и как получит за нее Нобелевскую премию.
А Соня, собрав вокруг себя всех остальных «синих», быстро узнала, что случилось после ее ухода, и внезапно крикнула:
- Кто последний до крыльца, тот вонючая овца!
«Синие» бросились бежать, «красные», возглавляемые Игорем, побежали вдогонку. Лера осталась вдвоем с Вери, которая явно ждала ее. Но прежде чем сказать хотя бы слово, девочка оглядела окна, надеясь увидеть дым. И увидела – густой и черный, он валил из одного из окон третьего этажа.
- Бежим! – наглядевшись на дым, крикнула Лера (голос к ней уже вернулся). – А то стена еще на нас рухнет!
Лера совсем не отличалась быстротой ног, однако Вери даже не думала ее обгонять. Они опередили Павла и Борисоглебского, спасающих Норкина, и перед глазами Леры вновь появилось то, что было в мастерской пятнадцать минут назад. Она повернула голову к Вери и воскликнула:
- Они за то, что с тобой делали, ответят! Им Антон Янович кишки выпустит! Я ему все расскажу, они из школы вылетят пинком под зад! Уроды!
- Не надо таких слов, - тихо сказала Вери. – И рассказывать не надо. Прости их, как я их прощаю.
- Этих-то зверей – простить?! Если никому не сказать, они тебя ножом потом зарежут! И первоклассников резать будут! Мясо человеческое есть! Ты этого хочешь?! Ой, прости, я ж забыла, что тебя спрашивать нельзя…
Услышав вопрос, Вери споткнулась и упала, оттолкнулась руками от земли, поднялась и, утирая на бегу слезы, ответила:
- Я сама все расскажу Антону Яновичу… Это ведь мне надо рассказывать…
- Но ты уж расскажи всю правду! Всю!
- Да, конечно, всю. И только правду. И он их простит.
- С какой ста… - чуть было не спросила Лера, но тут они добежали до крыльца главного входа.
На крыльце уже собрались все школьники второй смены. Девочки с трудом отыскали свой пятый «А» - «красные» уже были слева, а «синие» справа от Клары Карповны. Заметив Вери, учительница сделала шаг в ее сторону.
- Ты плакала, деточка? Это все они, да? Борисоглебский и Попович? Соня мне все рассказала. Я их…
- Нет, это я задала ей вопрос, - опустила глаза Лера. – Она хочет сама все рассказать Антону Яновичу.
- Тут ты, Вери, права. А когда эти двое появятся, ты, Соня, передай им, что я с ними еще поговорю!
Вери вцепилась в перила и разрыдалась. Игорь бросился к ней, попытался успокоить ее, вытереть ей слезы, но она даже не взглянула на него. Рыдая, она повторяла:
- Не надо… Простите их…
И тут открылась дверь главного входа, и вышла завуч Анна Абрамовна. Все до одного взгляды устремились на нее.
- В кабинете химии пожар, - коротко сказала она. – Все занятия отменяются. Идите домой.
Вери бросилась к Анне Абрамовне – не так быстро, как хотела, из-за большой толпы – и, схватив ее за край жакета, воскликнула:
- Где Антон Янович???
- Он, малышка, вместе с нашим сторожем пытается справиться с пожаром. Ой, пока еще дождешься этих, стыдно сказать, пожарников! Там все в огне, но ты не бойся. Все хорошо будет.
- Я буду здесь его ждать. Молиться за него буду. Никуда отсюда не уйду.
- Умница, девочка. Только давай подальше отойдем от крылечка, вон у того куста подождем. Вместе.
Лера не слышала этого разговора. Стоило Вери отойти, как Игорь запел:
Пламя нас очистит от дубовой коры,
Пламя нас очистит от холодного сна,
Пламя нас очистит от жестокой игры,
Тогда и будет Вери пробуждена!
- Аронов, петь дома будешь, - оборвала его Клара Карповна, а затем сказала всем «синим» и всем «красным»: - Завуча все слышали? Нечего вам тут сейчас делать. Идите домой. Вон, уже почти все уходят.
- А портфели наши?! – раскрыл глаза уже стоящий рядом с Соней Павел. – Все в мастерской осталось. Или сбегать за ними?
- Я тебе сбегаю! – рассердилась Клара Карповна. – И не думай даже!
- Да у меня ключи от дома в портфеле! А родители в Безверхово! Что я делать-то буду???
- Базара нет, у меня поспишь, - сказал Борисоглебский.
Лера взглянула еще раз на дым. Горел уже явно не один кабинет химии – дым валил сразу из пяти окон. Налюбовавшись, она помахала рукой Вери, ушла домой и пожарные машины заметила, только войдя в арку своего дома.
* * *
Всю ночь Лере снились то дым пожара, то мастерская и деревянный крест – только распинали на нем не Вери, а ее. И крест держали «красные», а гвозди в ее ладони вбивал Игорь. Под утро два сна слились в один – крест вырос до потолка, «красные» подожгли его и заплясали вокруг, а она, вися на кресте, не чувствовала ни страха, ни боли – лишь в голове было непонятное слово «свершилось!» Затем Лера провалилась во тьму и проснулась.
К двум часам дня она пошла в школу – ей казалось, что уроков не будет, но она сможет забрать свой портфель. Так ей и хотелось – жалко было лишь того, что она сегодня не увидит Вери. Однако вышло все по-другому.
Все ученики второй смены шли в школу как ни в чем не бывало – лишь некоторые с удивлением показывали друг другу на обгорелые окна третьего этажа. В вестибюле рядом со сторожем сидел Норкин. Он был во вменяемом состоянии и выругал Леру за то, что она с двумя другими девочками полезла в мастерскую, куда женскому полу входить не разрешается, а затем сказал, что все портфели уже перенес в раздевалку пятого «А».
В раздевалке остались только три портфеля: два красных (один из них – Лерин) и черный, с которым ходила Вери.
Едва Лера взяла свой красный ранец, как в раздевалку вошел хозяин другого. Его звали Артем, и славился он тем, что и отец у него был Артем, и родился он в городе под названием Артем.
- Привет, - сказал он.
- Привет, - сказала Лера. – Опять опаздываем?
- Да ладно тебе. Может, сумку Фаст тоже захватить?
- Не надо. Она придет, искать будет… Если она придет.
- А чего бы не пришла?
- Ты в курсе, Артем, что Вери и с ума могла сойти после вчерашнего? Или заболела. Или Антон Янович ее в другую школу перевел. Все лучше, чем с этими зверями…
- Зато и с тобой, - сказал Артем. – Ты в сто раз лучше всяких Фаст. Ты вообще лучше всех.
- А че ж ты вчера на трудах меня не послушался?
- Ну прости, Лера.
- Ладно, мир. Есть похуже тебя. – Они взяли портфели, вышли из раздевалки и спросили сторожа:
- А разве уроки сегодня не отменяются?
- На третьем этаже только. Если у вас на первом, на втором – бегите туда, звонок уже прозвенел!
Лера и Артем побежали. Первым уроком в четверг по расписанию было природоведение, и его учитель, Валентин Юрьевич, очень не любил опозданий. Впрочем, сегодня он опоздал сам. У открытой двери класса стояли Соня Синяя, Павел и Борисоглебский.
- А где Фаст? – спросила Леру Соня. Они очень редко говорили друг с другом, но Соня чувствовала, что упоминание Вери словно охлаждает взаимную ненависть. И действительно, Лера без всяких оскорблений ответила:
- Не знаю.
- Фаст жрет пенопласт! – хохотнул Борисоглебский.
- Помолчали бы, вы оба! – крикнула Соня. – Еще повезло вам, что родителей в школу не вызовут – твои, Павел, в Безверхово, а у тебя…
- Тебе бы так повезло! – рявкнул Борисоглебский. Тут обеим девочкам показалось, что он сейчас заплачет.
- Смотрите, Фаст идет! – сказал Артем.
«Синие» ушли в класс. Артем последовал за ними. А Лера пять минут стояла и смотрела на Вери. Та сгибалась под тяжестью портфеля (хотя он был тонок и тяжелым быть никак не мог), шла очень медленно и тяжело дышала. Лера улыбнулась ей и ввела в класс под руку.
- Радуйтесь, - так же, как в понедельник, сказала классу Вери. Так же, как в понедельник, у нее под глазами темнели синяки, но теперь и все ее лицо, казалось, отливало синевой. А в сухих глазах были доброта и ласка.
- Что-то ты, Фаст, сегодня не очень Фаст, - сказал Павел.
- Больше кушай пенопласт, - продолжил Борисоглебский.
- И вам не стыдно смотреть ей в глаза?! – закричала Лера. – И у вас поворачивается язык с ней говорить?!
- А что? – вставая из-за второй парты, сказал Борисоглебский. – Она ведь нас простила за вчерашнее. Ведь правда, Фаст? Простила?
- Не задавай ей вопросов! – послышался крик кого-то из «синих», но было уже поздно. Вери услышала вопрос, схватилась за край доски, повернула голову ко второй парте, слегка кивнула и рухнула на пол. К ней бросились Соня, Лера и Игорь – и все трое заметили, что теперь на лице Вери нет слез. Девочка закрыла глаза, прошептала: «Прости всех, Господи» и улыбнулась.
Прошла минута, две… Дети не сводили глаз с Вери, а та все так же лежала неподвижно и улыбалась. Наконец Игорь встал на колени, подержал пальцы у ее носа и не ощутил дыхания. Закатав рукав белой кофточки Вери, он вцепился в ее запястье и не обнаружил пульса. Игорь расстегнул белую кофточку, попытался сделать Вери искусственное дыхание и массаж сердца – и после пятой попытки нежно коснулся ладонью ее холодной шеи и встал на ноги.
- Все, - сказал он.
- Что – все?!
- Все, - повторил Игорь. – Умерла.
- Вери!!! – закричала Лера. Соня, заплакав, выбежала из класса и хлопнула дверью. Послышались крики: «Это все «синие»!» «Это все «красные»!»
- Хватит! – крикнул Игорь, повернувшись лицом к классу. – Какие мы «синие»?! Какие мы «красные»?! Вери сама нам сказала: «Разве Господь создал нас «синими» или «красными»?» Для чего, вы думаете, она к нам пришла? Помирить нас она пришла! Чтобы кончилось разделение и вражда между нами! Чтобы вспомнили мы, что все мы – люди, а все люди – братья, и Красная с Синей – сестры! Чтобы все мы любили друг друга и все пели регги, и…
- Закрой рот! – крикнула Лера. – Не тебе сейчас что-то говорить, после того, что ты сделал! Ты трус, Игорь! Трус! Негодяй! Подлец! Я тебя ненавижу! Когда мои победят, даже не думай просить у меня поцелуев! И не подходи ко мне больше! Никогда!
- А я-то ни разу не задавал ей вопросов, - опустив глаза, сказал Игорь.
В это время «синие» кричали на Борисоглебского:
- Это ты ее убил крестом своим!
- А че сразу я? Я че, ее прибил? И вообще это Гагарина идея была.
- Ах ты свинья! – крикнул Павел.
- А ты козел, петух, кишечный глист и весь зоологический словарь!
В это же время Артем кричал на двух «красных»:
- И вы еще, уроды, крест держали!
- Сам ты урод! Стоял там, молчал, как язык отъел!
Еще несколько минут над телом Вери шла перебранка «красных» с «красными» и «синих» с «синими», и вдруг распахнулась дверь, и в класс, рыдая, вбежала Соня, а за ней, тоже в слезах, Антон Янович.
* * *
- Вери… Вери… - прошептал директор. Весь класс умолк, Игорь вернулся на свое место, а Лера села за парту среднего ряда. Директор сам проверил пульс и дыхание Вери, дотронулся до ее груди и велел Соне закрыть дверь.
- Может… ее… в реанимацию? – прошептала та.
- Поздно, - ответил Антон Янович. – Врача не миновать, но он лишь констатирует смерть. И, я вас умоляю, тише!
Никто не стал спорить – все понимали, что директор знает о Вери гораздо больше, чем знают они.
- Но она воскреснет? – тихо спросил Борисоглебский.
- В последний день, когда мы все воскреснем, - еще тише ответил Павел.
Антон Янович прижал палец к губам и вполголоса заговорил:
- Никому - да, никому! – не рассказывайте о том, что здесь случилось. Если кто-нибудь спросит вас о Вери, говорите: «Она больше не будет с нами учиться». Лишних объяснений не надо. Это ведь правда. И этой правды достаточно.
Директор наклонился к Вери и прошептал:
- А я-то надеялся… что ты сможешь… что хоть в последние дни… среди тех… кто одного с тобой… - Дальше никто не расслышал. Антон Янович встал и повернулся к классу.
- Нет, я никого из вас не виню. И вас, Борисоглебский и Попович, тоже. Если хотите, вся вина на мне. Это только моя ошибка. И я один виноват перед вами и перед Вери.
- Да кто она все-таки такая? – не удержался Игорь.
Антон Янович обвел класс печальным взглядом.
- А вы за эти четыре дня еще не поняли?
Школьники промолчали. Каждый подумал свое.
- А с Кларой Карповной и учителями я поговорю отдельно, - продолжил Антон Янович. – Вам ничего объяснять им не придется.
- Я ни разу не задавал ей вопросов, - пролепетал Игорь. – Честно…
Директор кивнул ему и продолжил:
- Сидите тихо, ждите Валентина Юрьевича. Сторож далеко… сейчас урок… будет лучше, если никто не увидит… Я ее вынесу… Вери… Вери…
Он поднял тело Вери с ее легким портфелем на руки, и Лера в последний раз увидела ее лицо: добрую улыбку, навек закрытые глаза, застывшее выражение счастья. Соня не смотрела на Вери – она как можно тише открыла директору дверь, и тот вынес холодное тело из класса, а дверь под рукой Сони так же тихо закрылась.
- Лысый гном!!! – крикнул вслед директору Борисоглебский.
Встретившись глазами с Соней, Лера не выдержала и улыбнулась ей, как сестре, но та отвернулась от нее.
Через три минуты пришел Валентин Юрьевич, и начался урок.
Через три дня состоялась новая общая драка между «синими» и «красными» - победили «красные», и все, не исключая Игоря, получили право на заслуженные поцелуи.
Через месяц о Вери уже никто не разговаривал.
Через год о Вери уже никто не помнил.
Через пять лет ученик десятого класса Борисоглебский, разбирая в мастерской старый хлам, чрезвычайно удивился, когда нашел дощечку с нацарапанными гвоздем словами:
Very Fast